Юрий Леж - Искажение[СИ, роман в двух книгах]

А может быть, так просто казалось после теплого, весеннего вечера там, на поверхности земли, в спокойном, но взбудораженном учениями гражданской обороны городе? Но так или иначе, но в тоннеле было очень холодно.

— Дьявол, — ругнулась Анька и аккуратно, чтоб не прилипнуть губами, приложилась к фляжке с коньяком. — И как они тут сутками высиживали?

Паша только хмыкнул за её спиной, старательно подсвечивая промерзшую вечной мерзлотой землю под ногами. Передернув плечами то ли от холода, то ли от солидной дозы согревающего, Анька сунула фляжку в пашины руки и пригляделась к стенам. Где-то здесь должны быть обещанные Часовщиком знаки.

Ага, вот и первый. Ножом, а может и простым заточенным гвоздем, зеки на такие штучки мастера, на стене, возле давным-давно неработающего прибора со странной, ни на что ранее виданное не похожей шкалой был старательно и заметно выцарапан православный крест.

— Не обманул… — сказала сама себе Анька.

— А ты сомневалась? — переспросил из-за спины Паша.

— Лучше лишний раз посомневаться, чем потом, в самый неподходящий момент, обломаться, — пояснила Анька свою позицию. — Да и сам говорил — уголовникам веры быть не может, а Часовщик наш…

— Ладно, уговорила, красноречивая, давай дальше смотреть…

Метров через сто пятьдесят, возле похожего прибора, вмурованного в замерший грунт стены, они обнаружили уже два нацарапанных креста.

— Верной дорогой идем, товарищи, — порадовалась Анька и даже, казалось, плечи чуток расправила.

И три креста оказались на месте. Возле очередного прибора, на странный циферблат которого ни Паша, ни Анька уже не обратили никакого внимания.

— Ну, и где эта пелена? — раздраженно спросила Анька, вглядываясь вперед, в сумрак подземелья. — Говорил, что рядом, а мы битый час тут бродим по лабиринтам…

— Это ты называешь — бродим? — усмехнулся Паша. — Ну, хорошо, теперь буду знать, как бродят…

В самом деле, по ледяным тоннелям они путешествовали не больше часа, а до этого долго и нудно пробирались неизвестно кем выкопанным лазом от подвала жилого дома в городе до тоннелей в "Белом ключе". Лаз был узким, низким, кое-где укрепленным от обвалов короткими замшелыми деревянными столбами. Паше пришлось перемещаться по нему на полусогнутых, а кое-где и боком, да и Аньке, несмотря на малые габариты, пришлось несладко.

— Глянь, может, за поворотом сразу… — посоветовал Паша, кивая на резкий, практически под прямым углом начинающийся в трех шагах от условного знака поворот тоннеля.

В полуметре от поворота заполняя собой все пространство между стенами, потолком и полом, висела — пелена. С чем бы её сравнить? Подвешенная вертикально беспокойная серо-свинцовая гладь, совсем не похожая на шумное, могучее и живое падение водопада с обрыва, а напоминающая о безмолвной и бездонной глубине омута. Иногда по ней пробегала рябь, мелкие волны, что-то всплескивало в таинственных глубинах, выбрасывая на поверхность белесые, странные барашки пены, и снова пелена замирала в статичном многовековом покое.

— Пришли, — выдохнула Анька, непроизвольно отшатываясь от пелены и прижимаясь к Паше спиной.

— Ну, раз пришли, то пошли дальше, — крепко обнимая девушку за талию, буднично сказал тот. — Чего ждать, да гадать…

…

Горячий воздух бросил в лицо песчаную пыль. Где-то за далеким барханом озверело ревел раненый верблюд. Под ногами струился желто-серо-бурый песок вперемешку с мелкими камнями. Песок ссыпался вниз, в небольшую ложбинку, заполненную мертвыми телами в знакомой до боли экипировке. Наверное, их застали врасплох, никто не успел даже занять позиций, но оборонялись бойцы бывшего крыловского батальона отчаянно, прихватывая с собой, на тот свет, столько врагов, сколько могли.

Разрубленные, расстрелянные, в поношенных яловых сапогах, обмотках, солдатских, неуклюжих ботинках, старых, застиранных гимнастерках и кожаных куртках… они лежали здесь уже давно, высохшие под нестерпимо жарким, злым солнцем пустыни. Уцелевшие в бойне винтовки, револьверы, шашки были подобраны и унесены нападавшими, остались только разбитые, искореженные, погибшие куски металла и дерева. И они, уже полузанесенные песком, смотрелись рядом с погибшими людьми, как их боевые товарищи, павшие с ними в одном бою.

Анька отвернулась, уткнувшись в плечо Паши. Душевная боль, горячий воздух и песчаная пыль выжимали из глаз слезы, но плакать очень не хотелось. Хотелось еще немного постоять на склоне бархана, помолчать над судьбой тех, кто не раз помогал тебе выжить и кому помогала выжить ты.

"…им теперь не больно, и сердца чисты,

И глаза распахнуты по-детски…"

А потом — спуститься по сыпучему такому мягкому, жесткому и жестокому песку вниз и…

Справившись с нахлынувшими эмоциями, Анька отстранилась от Паши, тронула тыльной стороной ладони глаза — влаги не было, — резким движением сбросила с плеч пропахший жестяным холодом зековский ватник и шагнула…

…

По голым смуглым плечам стеганул холодный, осенний дождь. Здесь моросило уже не первый день, и город пропитался влагой, холодным ветром и — гарью.

Горели частные, маленькие домишки, неизвестно чьим упущением сохранившиеся на окраинах. Горели трущобы, построенные полсотни лет назад, панельные, но забитые жутчайшим, легко воспламеняющимся человеческим барахлом. Как спички пылали фешенебельные коттеджи в "зеленой зоне", среди черных, обуглившихся от нестерпимого жара стволов деревьев. Плавился асфальт, уложенный не так давно вместо брусчатки в переулках городского центра. По стенам домов, испаряя черную копоть, сползали к земле жгучие языки напалма.

Где-то совсем недалеко, на соседней улице, частил бухающими разрывами автоматический гранатомет. А уже гораздо дальше, заглушая невнятный шум винтов, с вертолетных подвесок с утробным пронзительным взвизгом срывались ракеты, уносясь на огненных хвостах к невидимым целям.

Они стояли у выхода из подъезда, того самого, в который они попали когда-то, убегая от "ликвидаторов" с чужой свадьбы. Анька растерянно озиралась, не узнавая привычного города, придавленная запахом гари, резким, холодным дождем и бесконечной полифонией далеких и близких разрывов, пулеметных очередей, одиночных выстрелов…

— Что же это, Паша, что? мы же успели, мы же ушли еще до…

Отстранившись от Аньки и сделав пару скользящих шагов в сторону, Паша уже опускался на колено, одновременно выставляя перед собой армейский тяжелый пистолет. С подсвеченной пожаром стороны улицы на них надвигались двое солдат в спецснаряжении. Две громады, лишь общими очертаниями напоминающие людей.